Очередной стебчик. Писала для Ману вчесть дня рождения Фернандо Рибейро.
читать дальше «Милый Фернандо!»
Рык, шуршанние. Скомканный листочек летит на пол. Сопение.
«Дорогой Фернандо!»
Рык. Скомканный листочек улетает в окно. Сопение.
«Любимый брат!»
Громкий рык. Скомканный листочек попадает прямиком в нос входящему в кухню Драу. Грозное сопение.
«Дорогоуважаемый…»
- Бля, чего кидаешься-то! – возмутился Михаэль, разворачивая листочек.
«Дорогоуважаемый бля!» - с чувством вывела Шолах на новом листочке, и, увидев написанное, уронила голову на руки и застонала. Драу склонился над столом.
- Запятой не хватает, - тоном профессионала сообщил он, - и «епт» смотрелось бы уместнее…
- Дорогоуважаемый, епт????? – взревела Шолах, - ты издеваешься??? Ты представляешь, ЧТО после такого поздравления со мной сотворит Ману? Моя голова будет украшать ее гостиную спустя пять минут после прочтения этого письма!!!
- Ну напиши просто: привет, чувак, с трехтысячелетием тебя… - парень со вкусом зевнул и взгромоздил на плиту чайник.
- Очень смешно! – Шолах вцепилась зубами в ручку и принялась свирепо ее грызть, сверля глазами ежившийся от страха листочек.
«Дорогой брат!»
- Я бы сказал, уцененный…
Шолах рыкнул и перегрыз ручку. Синие потеки чернил, которые она сердито размазала по лицу, вкупе со вставшей от усердия дыбом шевелюрой, придали ей такой мрачный колорит, что Драу поспешил укрыться за дверцей холодильника.
- Что за шум с утра? – в кухню вошел, как всегда запакованный в белоснейжнейшую и тщательно отглаженную рубашку Тило. Мимоходом потрепав по затылку Драу, почесав за ухом притопавшего на шум корлисса, он склонился к любимой девушке с намерением поцеловать в щеку, но Шолах не вовремя подняла голову.
- Гм! – это стало единственной репликой, которой многоопытный вампир позволил проявиться своему удивлению. Выудил белоснежный платок, и принялся оттирать щеки любимой.
- Не сочиняется… - всхлипнула Шолах. Очередной скомканный листочек подкатился к лапам Шмеля, который с радостным мявом погнал его с кухни.
- Творческий кризис? – усмехнулся вампир, - знакомо…
«Любезнейший камрад Рибейро!» Рык. Шуршание. Очередной скомканный листочек привлек внимание влетевшего в кухню дракончика. Чип удивленно чихнул, листочек вспыхнул и рассыпался пеплом в считанные секунды. Шолах взвыла и принялась биться лбом об стол.
- Сколько стихов, не тебе посвященных рвал я в кровавые клочья руками… - замурлыкал Михаэль, предусмотрительно не высовываясь из-за дверцы холодильника, в которую секундой позже гулко ударила резиновая шлепка.
- Ну что ты мучаешься? – Тило, посмеиваясь, поднял тапку и надел ее обратно на ногу Шолах, - напиши просто: Фернандо…
«Фернандо!» - старательно высунув язык, вывела на новом листочке новой ручкой Шолах. Здесь ее вдохновение иссякло и несчастная ручка опять подверглась свирепому изгрызанию. Вампир едва заметно улыбался, глядя за мучениями любимой.
- Ну подскажи что-нибудь! – промучившись минут пять, взвыла девушка, - ну ты же умный! Ты уже две с половиной тыщщи лет поздравления сочиняешь!
- Поздравляю тебя, - с видом великомученика святого Патрисия Преподобного вздохнул Тило.
«Поздравляю тебя…»
- А дальше?
- Солнце мое, ну ты же автор! Ну придумай уже что нибудь!
Шолах с надеждой покосилась на Драу. Тот задумчиво изучал содержимое кастрюльки с супом, простоявшей в холодильнике две недели, на предмет зарождения в ней разумной цивилизации. Решив, что рисковать желудком все таки не стоит, он поднял голову и наткнулся на умоляющий взгляд Шолаха. Мольба в этом взгляде могла бы растопить даже чугунное сердце… но только не сердце хабаровского тру-гота! Давно уже привыкшего и стойко переносившего и не таки взгляды.
- На завтрак жареные кабачки! – радостно сообщил он, незаметно отодвигая кастрюльку в тень (для более успешной культивации растительности в ней. С последующим сбором и обмолотом…), - кто какой гарнир к ним хочет?
- Мне, пожалуй, и так сойдет, - улыбнулся вампир.
- Шолли?
- Яду!!! – рявкнула Шолах, - четыре крынки!!!
Драу невозмутимо пожал плечами и потянулся за мукой. Тило откинулся на спинку стула.
- Яду? – задумчиво повторил он, - а что, можно и яду. Кажется, где-то в подвале у меня завалялся чудесный выдержанный яд, которым я отравил свою сто двадцать пятую любовницу… Бедняжка скончалась на третий день в страшных мучениях.
Пакет с мукой выпал из ослабевших пальцев Михаэля, превратив крутившегося под его ногами Шмеля в кота Баскервилей. Корлисс расчихался, и, оставляя четкие белые отпечатки лап, убежал на улицу.
Шолах с грохотом упала со стула, опрокинув стоявший на столе тостер. Тостер, жизнерадостно дребезжа, раскатился на составляющие.
- Шутка! – поспешил сообщить Тило, ибо перекошенная задумчивой яростью мордаха любимой до сих пор, спустя столько лет совместной жизни внушала ему немалые опасения.
- За такие шутки… - проворчал Шолах, с грохотом придвигая стул.
- В клыках бывают промежутки, - сердито закончил Драу, замешивая жидкое тесто, - а дарить-то что будем?
- Ну, я то знаю, - Шолах уныло оглядело испорченный копотью тостера листочек, и, скомкав, швырнула через плечо, угодив прямехонько в миску с тестом. Драу мужественно промолчал.
- Значки с пентаграммами! – лицо Шолах светилось воодушевлением, - он же сатанизмом увлекается? Увлекается! Ну вот и… и годовой абонемент в лучшую ложу Лиссабонской оперы! На двоих!
- Неплохо…
- А ты что будешь дарить, решил уже?
- Да, - Тило небрежным щелчком сбил со стола уцелевшую детальку тостера, ловко увернулся от рикошета. Деталька вылетела в окно, и, судя по возмущенному писку, приземлилась на макушку Зверя.
- Некрономикон. Гениальное произведение сумасшедшего араба Абдула Аль-Хазреда… в 1232 году переведенное на английский ученым, философом и магом Джоном Ди. У меня есть оригинальное рукописное издание.
- Крууууууууто, - с восхищением выдохнула Шолах, - что ж ты мне раньше его не показывал???
- Чтобы у меня по дому, помимо корлисса, хомяка и дракона носился еще и десяток мелких бесов? Ну уж нет! Тебе его только в руки дай…
- Мелкие бесы начинают носиться по дому после третьей бутылки, - обиженно буркнула Шолах, - ты же сам их и ловил! На пару с Рибейро. На свой день рождения.
Вампир слегка порозовел. Подробности прошедшего дня рождения он до сих пор припоминал с трудом, несмотря на многолетнюю практику в праздновании… всяческих праздников. Просто с музыкантами в таком количестве он еще никогда не сталкивался…
- Значит, опять праздник? – кисло вздохнул Драу, переворачивая кабачки, - опять этот похоронный костюм надевать…
- Почему похоронный? – возмутилась Шолах, пытаясь придать своему почерку хоть какое-то подобие букв, - там все будут в костюмах. И уж Фернандо точно будет в костюме… А как он будет в нем смотреться… - Шолах опустила ручку, подперла голову рукой и мечтательно заулыбалась.
- Кхм! – напомнили о своем присутствии ее мужчины. Шолах вздрогнула, обвела их взглядом и смутилась.
- Что? Я же чисто теоретически…
- Ну-ну, - скептически хмыкнул Тило.
- Все равно в это мешок для трупов я не полезу, - непримиримо буркнул Драу.
- Еще как полезешь! – гаркнула Шолах, - иначе я подарю ему твоих морских свинок с надписью «Для жертвоприношений в особо торжественных случаях»!
Драу уронил крышку от сковородки.
- Да ладно тебе, - примирительно улыбнулся герр, - ну, пусть тогда хоть волосы распустит и линзы свои белые нацепит…
- И перчатки кожаные с когтем, - воодушевился Михаэль.
Шолах задумчиво погрызла… сережку в губе. Для разнообразия.
- А что? – наконец решила она, - и пускай. Прикольненько будет, брату понравится…
- И потом я ему стриптиз приватно станцую… Можно?
- Конечно можно! – от всей широты души разрешила Шолах, и, выждав пару минут, пока Драу вовсю упивался предоставленной возможностью, добавила:
- Только заранее договорись, кто будет сметать твои жалкие останки… или остатки в совочек. Ману от тебя даже на сувениры не оставит ничего…
- А ты сам-то что дарить ему будешь? – спросил вампир.
- Мешок хабаровского укропа! – буркнул Михаэль, сердито отворачиваясь к плите.
- Почему бы и нет? В хозяйстве все сгодится. Ману любит свежий укроп, что не засушат – слопают на месте. Еще и в торт навтыкают… а если серьезно?
- А если серьезно – еще не знаю… - горестно вздохнул Драу. Шолах задумалась.
- Может, крестик? Или ошейник?
- Плетку! – оживилась Шолах, - и кожаную наци-кепку!
- Тогда уж полную форму эсэсовца времен третьего рейха, - усмехнулся Тило.
- Тогда точно ошейник! Строгий! С поводком!
- И намордник, чтоб Манулу впредь не обижал, - недобро нахмурилась Шолах, вспоминая недавнюю размолвку четы Рибейро по поводу излишней окруженности Фернандо бабами.
- И резиновый член…
- Кто это сказал? – Шолах суровым взглядом уставилась на своих мужчин. Те старательно смотрели в разные стороны. Девушка попрожигала их глазами и хмыкнула:
- Дарите. Насчет совочка и останков я вас предупредила.
- Тогда все-таки фуражку, - непримиримо буркнул Драу, - вон, видела как они над «Луной» поиздевались?
- Ага, а еще советский флаг и серп с молотом. Типа, коси и забивай, любимый братец?!
- А что, - хмыкнул Тило, - актуально…
- На том и порешим, - вздохнула Шолах, - только что делать с поздравлением?
Драу меланхолично помешивал тесто. Тило любовался своими ногтями.
Шолах вздохнула, сгребла в охапку листочки и удалилась к себе в комнату в поисках вдохновения.
Но вдохновение было недоступно. Послонявшись по комнате, и постучавшись лбом об стены, Шолль решила включить клипы.
Через полчаса Тило заглянул в комнату. Шолах с отвисшей челюстью пялилась на экран.
- Любимая? – осторожно поинтересовался вампир, входя в комнату. Шолах перевела на него опупевший взгляд.
- Блять, - еле слышно прошептала она, - какой же у меня ахуенный братец!!!
Шолах склонилась над листочком и активно застрочила. Через пятнадцать минут она уже гордо запечатывала конвертик с поздравлением. Поздравление гласило:
«Братец!
Ты афигенный.
Пересмотрел твои клипы и убедился в этом в дцатый раз.
Хочу сказать следующее:
Первое. У тебя офигительный голос. Только гроул тебе не идет.
Второе. Язык у тебя конечно лопатой (я про Night Eternal), но это не главное твое достоинство.
Третье. Ману с тобой невъебенно повезло.
Четвертое. Я тебя обожаю, страшно тобой гордюсь, и вообще, ты – СУПЕР!!!!
С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ ТЕБЯ!!!! ПРОДОЛЖАЙ В ТОМ ЖЕ ДУХЕ!!!!!!
Твоя сестра.
Зы. Пятое. А еще у тебя уши заостренные, хы-хы…
Люблю, целую, Шолли.»