Люблю этот город, но он молчит по ночам Безоружен, убит, своих похорон безучастный свидетель Равнодушный к своим палачам Похоже кто-то решил, что мы наивны как дети.
Но как-бы не так, и как-бы не был спокоен наш враг Но я же вижу, как все вокруг умирая от скуки Идут-идут к нему прямо в руки.
Но как-бы не так, я украду тебя, дай только знак Надо быстро бежать, пока ты не загнан в тот угол Где ждёт продавец, ждёт продавец кукол.
Согрей мои пальцы, ведь ему нас не жаль Смотри, он напуган другим и себе расставляя ловушки Не снимает со стен календарь Полагая что мы - это большие игрушки.
Но как-бы не так, и как-бы не был спокоен наш враг Но я же вижу, как все вокруг умирая от скуки Идут-идут к нему прямо в руки.
Но как-бы не так, я украду тебя, дай только знак Надо быстро бежать, пока ты не загнан в тот угол Где ждёт продавец, ждёт продавец кукол.
Нашел сейчас фильм "Под крышами Монмартра". Оперетта. Может, все таки удастся услышать, как он поет? Я могу себе представить его поющим, но лучше один раз услышать, все таки. А голос у него все равно красивый. У него везде, во всех его фильмах - голос просто за душу берет, каким-то таким...трагизмом, нервозностью, в Сталкере это особенно остро чувствуется - ты же помнишь, я тебе давала слушать. Это...это потрясающе просто. Даже в 10 негритят, где он вроде бы такую сволочь бездушную играет, тоже иногда прорывается эта... болезненность. Ману мне сказала, что я - генератор мелочей. Она права, мне интересны именно такие мелочи. Я когда пересматривал 10 негритят, просто сражен был самым началом фильма: его медленно ладонь проводит по мокрой от дождя крыше машины, и потом сразу - его лицо, его глаза, расширенные. Мне так нравится, что у него не голубые глаза! Серые! Не знаю, случайный ли это кадр, но он такой... пронзительный, лиричный... не знаю, как еще сказать. Он весь, как гитарная струна, прозвучавщая нервно, высоко, болезненно - и оборвавшаяся. Но кто сказал, что он не может жить в моем Городе? Надо было браться за Сталкера еще раньше. Описать, как мы жили в остроенном мною на выселках доме, еще там, возле зоны. Как долго он болел.Как долго не узнавал меня после болезни. Как мне приходилось будить его по ночам, когда ему снились кошмары. Как он тщетно пытался искат работу, как приходил домой, пегий от синяков, потому что - работал! А кому ж понравится такой конкурент... Как было с ним тяжело, потому, что он жил в своем мире, понимая, что это мир - наш, другой! Как наш дом хотели сжечь. Как ненавидела меня его жена, потому, что я оставалась с ним, вкалывала, как проклятая, с утра и до вечера, сажая, поливая, убирая-готовя, не требуя от него помощи... И вознаграждаясь его присутствием рядом: сидя рядом на крыльце, выходами в поле, его спокойным дыханием ночью... Сейчас тоже нелегко. Я в своих мирах - ребенок, мне хочется поиграть, побегать и попрыгать,а его так сложно расшевелить... Иногда-иногда удается, как недавно, когда мы гуляли с Зинкой, он, устав от того чтоя его снежками обкидываю, залепил снежком мне в лоб, не меняя серьезного выражения лица. И плевал я на секс! Да, он есть, и это здорово, он замечательный любовник, но мне гораздо важнее обнять его, погладить по волосам, взять за руку, и просто заснуть с ним рядом...
Сорок два года прохладные реки жизни несут ладью моего тревожного самосознания навстречу бескрайним просторам океана всемирной бытийности. Иначе говоря: большинство уважаемых людей моего возраста в разные исторические эпохи считали нелогичным жить дольше. Видимо, поэтому я к себе отношусь без должного пиетета. Мне нравится жить. Мне нравится ходить в походы, смотреть кино, есть пекинскую утку, играть в регби, читать книги и тискать свое многочисленное потомство. Мне нравится слушать упреки моей возлюбленной половины. Она абсолютно права: я подозрительный священник и неисправимый озорник. Ничего не поделаешь: «всякое дыхание да славит Господа». Для чего-то и я нужен. Девочке-готу тринадцать лет, например. Ее папа немного смущается многолетней привычкой ребенка возвращаться из ночного клуба под утро. С учетом того, что моя, также тринадцатилетняя, дочь Анфиса ни разу не выходила на улицу без присмотра, мне это тоже удивительно. Нет, сравнивать, конечно, глупо: у Анфисы за плечами годы занятий кикбоксингом, но в отличие от девочки-гота ей не нравится математика, и она хочет пойти после школы в военное училище. А девочка-гот хочет перейти в другую школу, там разрешают ходить в готических нарядах и не снижают за внешний вид оценки. Ее мама против — в той школе учится много готов. А они странные. По мне, так ее мама страннее, но чужих мам оценивать — дело неблагодарное. Девочке-готу понравился мой перстень в виде черепа, и она рассказала мне больше, чем я хотел, потому что я не знал, чего хотел. От нее я узнал, что у готов считается почетным блюсти невинность до свадьбы. Иначе неромантично, не по-готски. Ума не приложу, чем они занимаются в ночных клубах до утра. Наркотики и выпивка отпадают — тоже не по-готски, препятствует мистическому общению. Чего тут скажешь!? В наше время все было по-другому. Уговорил ее маму перевести дочь в другую школу, оплатил стол в «Суши-баре», где встречались, и поехал на радио вести передачу «Стая» для многодетных отцов. Обсуждали вопрос целесообразности обучения своих чад навыкам поведения в условиях, приближенных к боевым. Много смеялись. Сошлись на том, что заточенная отвертка в детских руках эффектнее ножа и целиться взрослому агрессору нужно в живот. Во-первых: не промахнешься, во-вторых: у агрессора остается всего семь-восемь минут — либо на агрессию, либо на поиски ближайшего травмпункта. Основными собеседниками были многодетный физик-теоретик и шестидесятилетняя дама, литературный критик. Еще в эфир прорвался мрачный язычник Бронислав из Щелкова, но он не придерживался темы, ругался на путинских жидо-масонов, и его пришлось отключить. В качестве музыкальной заставки использовали песню Сольвейг. По мне — самую прекрасную из всех песен, спетых о любви. Да, психически здоровый человек так любить не способен. И так всю неделю: разговоры о детях, любви и целесообразности. К последнему можно отнести срамные дрязги в Союзе кинематографистов. Никита Михалков предложил вместо себя на пост председателя правления Марлена Хуциева, тот согласился, после чего все проголосовали за и Михалков отказался признать собрание легитимным, Хуциев пригрозил ему судом, но суд проиграл. Вскоре делегация молодых кинематографистов обратилась ко мне за логикой. Предчувствуя, что довод «на все воля Божья» покажется им нелогичным, я предложил делегатам назначить теперь самих себя главными и строить отношение к реальности с нуля. Неделю закончил на дне рождения Яковлева. Сколько его помню, он никогда не праздновал дни рождения, так же как и я, справедливо полагая, что странно праздновать понимание, что жизнь стала на год короче. Подарок ему нашел сообразно логике мероприятия — серебряный компас моего деда, по которому тот во время Первой мировой войны пытался выйти из окружения, но так и не вышел. Хотя и в плен не сдался, не смог, революция началась. Такая вот у жизни логика — поди знай, куда волна вынесет.
Приют в Измайлово - Вы можете помочь! Чиновники подписали смертный приговор собакам из приюта для бездомных животных в Москве! Вы можете их спасти! Мы срочно ищем добрые руки для собак из приюта под снос!
Небольшой - всего на 30 собак - благотворительный приют для бездомных животных в Москве, в Измайлово поставлен городскими властями под угрозу уничтожения. Приют был организован на личные средства частного лица, за счёт которого и содержатся собаки. Но московским чиновникам приют "помешал", они предписали его владельцу Полетаеву Юрию Александровичу вольеры снести, а собак - уничтожить (усыпить).
Теперь жизнь этих собак зависит от каждого из нас и каждый может помочь этим животным спастись от равнодушного и жестокого уничтожения.
Чем лично вы можете помочь этим собакам: - если вы имеете возможность и желание, вы можете забрать собаку из приюта себе;
- если вы живёте в Москве, вы можете привезти в приют еду для собак;
- если вы имеете свой сайт или блог, форум или другой интернет ресурс, посвящённый животным, вы можете разместить у себя баннер на страницу помощи приюту;
- отправить ссылку на эту страницу всем своим друзьям и знакомым;
- разместить тему об этих собаках в сообществах, на форумах и в блогах собаководов и любителей собак, где вы общаетесь а также передать её всем своим знакомым по ICQ и по "М-агенту", в "Одноклассниках" и "В контакте" и так далее.
В приюте осталось ещё 15 собак, которым каждый день грозит опасность уничтожения! Они ждут нашей помощи! Не проходите мимо, делая вид, что вас это не касается, и что вы лично ничем не можете помочь.
Администрация и участники данного форума, будут очень рады приветствовать и видеть в своих рядах, новых гостей и пользователей! Главной тематикой, несмотря на, говорящее обратное, адрес и имя форума, является не творчество музыкальной финской группы "The Rasmus", а всевозможное творчество самих участников форума, общение на свободные темы, и далее по списку! Форум существует уже четыре года, и изначально, его основной тематикой, была именно группа "The Rasmus", но, впоследствии, она отошла на задний план, и вся информация о ней перекочевала в группу вКонтакте. Форум может смело похвастаться доброй и дружественной атмосферой, а его участники являются очень жизнерадостными, общительными и интересными людьми! Несомненно, каждый может до бесконечности расхваливать свой ресурс и говорить о его достоинствах, поэтому, вместо того, чтобы продолжать читать об этом, просто посетите наш форум, и убедитесь во всём лично!
Где ты? Что ты? - Не знаю, но я все такой же. Как и триста шестьдесят тысяч лет назад - под водой, без имени и без оболочки. - Кто ты? Где ты? Что ты? - Не помню, и моя глубина относительно дна - бездонна, бездонна она. - Кто ты? Где ты? Что ты? - О ком ты? Я полный отчет твоего интеллекта, где внутренний мир отражается внешней иллюзией жизни, придуманной кем-то. - Кто ты? Где ты? Что ты? - Я - пленный, такой же, как ты, великий слепой, глядящий глазами вселенной.
Я – сущность. Не имеющая ни формы, ни названия. Да, когда-то я была человеком. Но – то ли это шутка богов, то ли волею судьбы… Я могу выбирать форму… Вы читали рассказ Рэя Брэдберри «Песочный человек»? Мне повезло больше. Человеческие мысли не властны надо мной. Я – метаморф. Я могу выбирать форму в зависимости от своего настроения и желания. Ни вес, ни материя не играют роли. С равной легкостью я могу быть и инфузорией, и белым китом, и облаком… и металлом, наподобие Терминатора. Как, почему? Не знаю. И для смены формы мне достаточно простого усилия мысли. У меня есть квартира, работа… Хочется добавить – личная жизнь, но – нет. У меня есть миллион жизней, которые я проживаю в чужих телах. Я могу завязывать отношения и быть и мужчиной, и женщиной… Что, естественно, увеличивает глубину сексуальных ощущений и придает моему существованию особую остроту. Мой исходный пол – женский. Возраст? Я появилась на свет около двадцати пяти лет назад. У меня есть кошка, которую я нежно люблю, есть друзья, и любимые книги и музыка… И сотни и тысячи тел, которые я могу выбирать, как платья в гардеробе… Итак, кто же я сегодня? Отражающееся в зеркале бледное женское лицо начинает неуловимо меняться. Лицо становится уже, брови – тоньше, нос вытягивается и глаза меняют цвет с карих на голубые. Волосы становятся более темного оттенка, грудь – исчезает, становится плоской, плечи – более широкими. Ладони становятся узкими, пальцы – длинными и тонкими. Изменение завершено. Теперь в зеркале отражается несколько женоподобный молодой человек, худощавый, темноволосый и голубоглазый. Каждый раз – как первый. С интересом рассматриваю свои руки, сгибаю и разгибаю пальцы. Провожу рукой по волосам – они стали тоньше и мягче. Делаю пробный шаг. С невольной улыбкой вспоминаю восклицание Ольги, из книги «Ночной Дозор» : «Да как же вы, мужики, ходите?!!» И в самом деле, непривычно. Центр тяжести смещен, и приходится несколько раз пройтись по коридору туда-сюда, привыкая к новому телу. - Неплохо, - говорю я изменившимся голосом. Вместо чуть хрипловатого сопрано у меня теперь красивый, женственный тембр. Не помню, как он называется. Кажется, контр-тенор? Мне нравится это тело и этот мужчина. Непередаваемое ощущение – побыть в теле любимого музыканта. С опаской прислушиваясь к себе, начинаю напевать одну из его песен… Звуки чужого голоса щекочут горло и небо, как хорошее вино. Ну вот. Кажется, я привыкла к этому телу… Ах нет, привык. Я же теперь мужчина. С мозгами женщины. Мне кажется это забавным. Взгляд на часы… пора собираться. Для сегодняшнего концерта моего любимого музыканта у меня заготовлена маленькая гадость. Хочу протянуть ему книгу для автографа и посмотреть в его шокированное лицо. Я не могу делать точную копию – скопировать мысли, чувства… вкусы, привычки и движения мне не под силу, да и не нужно мне это. В любом теле я остаюсь собой, и мне это нравится. Поэтому я не могу удержаться, чтоб чуть-чуть не подкрасить глаза. Красив, зараза… Что касается одежды, то тут я придерживаюсь стиля «унисекс». Ведь я никогда не знаю, когда мне захочется вновь сменить форму. Итак – на сегодня моя одежда проста и обычна. Джинсы, футболка с длинными рукавами, тяжелые ботинки и длинный, свободного покроя плащ с капюшоном и легкий шарф. Все – черного цвета. Выхожу из дома, с удовольствием вдыхаю чистый вечерний воздух. Мне повезло – район, где я живу, находится далеко от шумных, грязных, загазованных магистралей. Не спеша бреду к метро. Стоящий на входе милиционер окидывает меня равнодушным взглядом, чуть заметно морщится. Я позволяю усмешке открыто скользнуть по губам. Я имею право усмехаться. Смеяться в открытую на вполне ожидаемую реакцию лиц, облеченных псевдо-властью. Не знаю почему, но ни один из них не рискует подходить ко мне ближе, чем на три метра. А с другой стороны – смысл? Что мне можно сделать? Несколько раз я позволил себе развлечься, на глазах изумленных милиционеров меняя структуру тела и в наглую пролезая сквозь решетку камеры. Но я осторожен. Еще никому не удалось меня вычислить. Да и как можно вычислить то, чего нет? Клуб. Нет смысла приходить заранее. При всем моем тщеславии, я не очень-то люблю излишнее внимание к своей персоне. Поэтому, отхожу в сторону от входа, становлюсь в тень, накидываю капюшон на голову и закуриваю. Да-да, я курю. А еще очень уважаю алкоголь. Чем я питаюсь? Вас не очень удивит, если я скажу, что всем? Я сам никогда не знаю, что в данный момент может понадобиться моему телу. Я ничего не имею против, и очень люблю нормальную человеческую пищу, особенно суши. Но, задумавшись, и не уловив вовремя сигналов организма, могу схрумкать их вместе с тарелкой, на которой они лежат. Забавный был тогда случай… нет, я не съел ее целиком, а всего лишь отгрыз кусочек. Пришлось уронить тарелку на пол и с виноватым видом отдать ее стоимость официантке. Кем я работаю? Не самая интересная тема. Моя работа связана с оптовыми продажами книг, и на жизнь мне хватает. А еще… А еще я занимаюсь воровством. Не надо сейчас разражаться нудными морализованными сентенциями. Да, я вор. Точнее, воровка. И меня не волнует ни этика, ни мораль того, что я делаю. Постоянная смена тел требует обширного гардероба и самого разнообразного меню. Можете считать меня сволочью. Знаете, что самое забавное? Моя фишка – это тела наших политиканов. Мне доставляет особое удовольствие – закончив опустошать какой-нибудь сейф, повернуться к камере и с улыбкой сделать ручкой, находясь в образе, допустим, Ленина… Пару раз я грозно прошипел в объектив «Падонки!». Так своеобразно я даю людям понять, что не являюсь главной ворюгой страны.
О, кажется, выступление началось. Щелчком пальцев отшвыриваю окурок, шарю по карманам в поисках билета. Вхожу в клуб, торопливо сдаю верхнюю одежду. Торопливо – не хочу, чтоб меня узнали. Излишнее внимание мне пока ни к чему, но, как вижу, опасаюсь я зря. Конечно. У меня другой взгляд, другая походка, я выше ростом и чуть стройнее исходного образца – это мой каприз. Проталкиваюсь к сцене. Краем глаза отмечаю, что «исходный образец», в ботинках на высоких каблуках, кожаных галифе, корсете и белой рубашке сидит рядом со сценой. Подойти? Нет, не стоит пока. Хм… интересный мужчина. Высокий, крупный, подкачанный. Круглое лицо и по детски наивный взгляд. Видно, как он стесняется этой толпы и неуверенно двигается по сцене. Пожалуй, это тело тоже мне нравится. Но – увы, примерить его прямо сейчас я не могу. Моя одежда, которую я, к сожалению, не могу изменять вместе с телом, не рассчитана сегодня на таких крупных мужчин. Мое сегодняшнее тело худощаво. Ощущаю движение за спиной. Надо же… «Исходный образец» аккуратно протискивается к сцене. Очень странно наблюдать свое собственное отражение, затянутое в кожу и латекс, на расстояние вытянутой руки. А что, если хлопнуть его по плечу? Наслаждаюсь искушением, но не даю ему волю. Нужно дождаться окончания концерта. Как же он красиво двигается… Мне не суметь так. О, две девчушки справа смотрят на меня с изумлением. Я опознан. Делаю шутливый реверанс в их сторону и быстро отхожу от сцены. Слышу торопливый шепоток за спиной. Ну-ну, надейтесь, надейтесь. Простите, девочки. Вы не в моем вкусе. В голову стремительно ударяет очередная идея, и я принимаюсь разглядывать свою одежду. Очень хорошо, просто замечательно! Джинсы мне великоваты, и я их подворачиваю, а футболка вполне может растянуться еще на пару-тройку размеров, и, если не изменять объем бедер… - Молодой человек, а можно с вами познакомиться? – черт возьми, нашли-таки. Грубо рявкаю «Нет!» низким мужским голосом, и, оставив девиц в недоумении и обиде, ищу взглядом свободный столик. Надо дождаться, и, пожалуй, переждать автографсессию. Усталые музыканты усаживаются за столик, и принимаются расписываться на подсовываемых со всех сторон книжках-дисках-буклетах-плакатах… смятых десятках?! Ну и ну, куда катится мир… Терпеливо выжидаю, когда поток желающих иссякнет. Ага. Можно. Неторопливо встаю и походкой манекенщицы направляюсь к столу, стряхнув волосы на лицо, протягиваю музыканту книгу… Голубые глаза ожидаемо расширяются от удивления. Да-да, я все-таки исполнил свою давнюю мечту и приделал книге «Алиса в стране Чудес» обложку от «Некрономикона». Музыкант поднимает на меня ошарашенный взгляд… И рефлекторно отшатывается – ему прямо в лицо ухмыляется его собственное отражение. Мерзко улыбаюсь, оскалив зубы, и позволяю своим зрачкам затопить радужку, а за ней и склеру. Удивление в его глазах сменяет страх. Выхватываю книжку из ослабевших пальцев, отмечая, что расписаться он так и не успел, и быстрым шагом удаляюсь… в туалет. Да-да. Это место как нельзя лучше подходит для реализации следующего замысла. Запираю кабинку. Прислониться к стене, сосредоточиться… Оййййй! Как жмет! Поспешно расстегиваю джинсы. Уфффф. Переборщил. Черт, что же делать? Джинсы мне явно малы… Да и нижнее белье… как-то… очень болезненно впивается туда, куда не надо бы… Повожу руками – футболка тоже маловата. С эти проблем нет, короткие рукава можно подтянуть, но вот штаны… с огорчением разглядываю джинсы, которые и в расстегнутом, так сказать, состоянии едва не трещат на бедрах. Неужто придется отказаться от своей затеи? Жаль… она так соблазнительна… Делать нечего. Придется возвращаться домой и переодеваться. Со вздохом возвращаюсь к своему настоящему облику. Именно настоящему. Гм. А как теперь выйти из туалета? Видимо, придется импровизировать…
Из кабинки мужского туалета выпорхнула пухленькая невысокая брюнетка, и, сверкнув подведенными глазами, мило прочирикала: «Привет, мальчики!» и быстро выскочила за дверь.
Через полтора часа в клуб вошел новый посетитель. Высокий, светлокожий и беловолосый парень с угольно-черными бровями. Красивый до неприличия. Породистое лицо, серо-стальные глаза, стройная фигура – парень напоминал ожившую картинку. Лук за плечи – и в Лориэн, орков отстреливать. Парень вошел в клуб, заплатил за вход, заказал мартини и уселся за один из столиков. Обвел взглядом зал и вытащил сигареты.
Ага. Мой «клиент» все еще здесь. Что ж, отлично, осталось дождаться нужного момента. А вот и он. Мой любимый музыкант на секунду отвлекся от собеседника, окидывая глазами зал, и замер, увидев меня. Конечно. Я же учел твой вкус. С удовольствием наблюдаю, что беседа начала спотыкаться. Музыкант откровенно косился на меня, и к счастью, его собеседника кто-то отвлек. Итак, моя «жертва» приближалась к столу. Подбадриваю его насмешливо-ироничным взглядом, делаю приглашающий жест. Парень присаживается на краешек скамьи напротив меня и неуверенно улыбается. - Привет. - Привет… Завязывается ничего не значащая болтовня. Я привык. Я уже много раз бывал в такой ситуации, и потому предельно осторожен. Стараюсь искусно переплетать ложь с вымыслом. Стараюсь делать движения более размашистыми и широкими. Не хихикать, а сдержанно улыбаться. Кажется, маскарад удается. Я стараюсь, я очень стараюсь. Невзначай дотронуться до его руки, подсесть к нему и склониться к его щеке, демонстрируя какие-то фотографии в телефоне. Не отводить взгляда от его глаз. Кажется, действует. Мы беседуем уже час, несмотря на то, что к нему то и дело подбегают девочки всех возрастов и расцветок, то сфотографироваться, то за автографом, то за беседой. Интересно, только я вижу, как ты скрипишь зубами им вслед? Номер? Да, конечно. Я диктую номер своего мобильного, приобретенного как раз для таких случаев. Он действующий. Но через какое-то время я его отключаю. И я никогда не беру трубку, если мне звонят на этот номер. Тем не менее, беседа поворачивает именно в ту сторону, в которую мне необходимо. И вот уже звучит сакраментальный вопрос – «К тебе или ко мне?» К тебе. В ином случае, я не смогу уйти незамеченным. Мы тихонько выскальзываем из клуба и торопливым шагом, почти бегом идем к метро. Я осторожно беру тебя за руку. Твоя ладонь слегка дрожит… На мгновение я ощущаю укол совести. Ведь мне придется обмануть тебя, я исчезну утром, и, скорее всего, мы больше никогда не увидимся… Хотя, может быть, и увидимся. Только вряд ли ты меня узнаешь. Номер в дешевой гостинице. Я невольно хихикаю – классическая американская постановка: мотель и двое любовников. Ты дрожишь все сильнее. Предлагаю тебе выпить. Вино я предусмотрительно купил заранее. Стук пластиковых стаканчиков… ты отводишь от меня взгляд. Даю тебе время на раздумья и отправляюсь в душ. Выходя, едва успеваю посторониться – ты пулей проскакиваешь мимо меня, и слышно, как нервно щелкает задвижка. Усмехаюсь. Нервничаешь. Ну ничего. Мда. За то время, пока ты торчишь в ванной, можно вымыть слона. Задвижка щелкает. Тихие шаги, робкая улыбка на бледном лице… Перенастраиваю обоняние… мне нравится, как ты пахнешь. Очень. А еще я очень давно хотел узнать вкус твоих поцелуев… Поэтому встаю, и делаю шаг тебе на встречу, заключая тебя в объятья… У тебя на удивление тонкая кожа… горячая… гладкая… Наконец-то я могу позволить себе удовольствие прикосновений и ощущений… и вот уже я сам горю, как в лихорадке, когда ты целуешь мою грудь и живот, вздыхаю и чуть слышно постанываю, когда твои губы опускаются ниже… О боже… И где ты такому научился?! Но ведь я тоже не лыком шит. И тоже могу заставить тебя стонать, всхлипывать и подаваться мне навстречу, исследуя губами твое тело миллиметр за миллиметром, упиваясь твоим запахом и вкусом… А потом, лежа на спине, слушать, как стучит твое сердце рядом с моим, перебирать твои спутанные, мокрые пряди, переплетать пальцы наших рук, и твое прерывистое дыхание… Прости. Прости меня, если сможешь.
Утро. Я позаботился о том, чтоб твой сон был крепким. Ты так устал за ночь. Сам я с легкостью просыпаюсь тогда, когда мне нужно. Медленно одеваюсь и присаживаюсь на край постели. Ты спишь, обняв подушку, но даже во сне твое лицо сохраняет встревоженное выражение. Я смотрю на тебя… и ощущаю, как тает моя решимость уйти. Остаться… Навсегда остаться с тобой. Ведь это так просто! Ты все время на гастролях, и я получаю свою относительную свободу, не раскрывая тайны… Просыпаться каждое утро вместе. Пить крепкий кофе на кухне, мирно переругиваться по поводу того, кто бросил в прихожей ботинки. Дожидаться друг друга – с работы, с гастролей. Бесконечные телефонные звонки и смс… Я медленно поднимаюсь. Короткое, последнее прикосновение к твоей ладони – твои пальцы рефлекторно сжимаются и лицо приобретает страдальческое выражение. Ты словно предчувствуешь потерю, уже во сне… Беззвучно выскользнуть за дверь – дело нескольких секунд. Медленно спускаюсь по лестнице, пересекаю холл. Дорога до метро кажется бесконечной, а собственное тело – неподъемно тяжелым и неуклюжим. Настроение сползает все глубже в минус. Я не смогу сохранять одну и ту же форму так долго. Рано или поздно я выдам себя – словом, жестом, взглядом… И моя тайна выплывет наружу. И я не смогу объяснить тебе, что моя жизнь – череда случайных встреч и расставаний. Череда бесконечной лжи. Я представляю, как сейчас ты приподнимаешься на постели, сонно оглядываешься, и вскидываешь брови в горестном недоумении. Как дотягиваешься до телефона, и набираешь мой номер, раз за разом, уже зная, что в ответ не услышишь ничего, кроме механического голоса «Абонент временно недоступен…» Прости. Прости меня, если сможешь. Ведь предавать могут не только женщины… Хотя… Я ведь женщина. И я предала. Не в первый раз, и видит Бог, не в последний. Тогда почему вор рту горько так, словно я выпил – выпила! - отвар полыни?
Я каюсь опять И, похоже, не каюсь для вида, Вздымается сердце, Как свежий волдырь от огня. Простите же за Нанесенные мною обиды, Забыть не забудьте, И тихо простите меня.
По щекам красивого парня, прислонившегося затылком к холодным дверям пустого вагона метро, катятся слезы…
У моего тела очень сложная система. Все изменения начались не так давно. Просто однажды, проснувшись, я обнаружила, что за одну ночь мои волосы стали светлыми. Не помню, что мне снилось. Но когда, взглянув в зеркало, я обнаружила себя блондинкой, я отшатнулась. Сказать, что я испугалась – не сказать ничего. Я была в шоке. И просто впала в ступор, когда мои волосы начали темнеть на глазах. Адаптировалась я к своим изменениям довольно быстро. Первые несколько дней упивалась возможностью изменять свою внешность так, как захочется. Спустя несколько месяцев научилась извлекать из этого выгоду. Единственный минус – это то, что организм реагирует даже на мои сны или изменения температуры вокруг меня. Как-то раз я проснулась с крыльями на спине, еще как-то раз – в форме некоего человекоподобного робота… Был еще случай, когда я, забыв закрыть на ночь форточку, проснулась, покрытая густой мохнатой шерстью, и долго веселилась, разглядывая в зеркале медведистую себя. Теперь вы понимаете, почему у меня нет личной жизни? Я даже у друзей стараюсь на ночь не оставаться… Что же касается пищи… Тут тоже не обходится без курьезов. Ведь я никогда не знаю, чего потребует от меня организм. Однажды ранним утром две пожилые пенсионерки застукали меня на детской площадке, жрущей песок горстями. Был случай, когда ночью мне пришлось залезть в ближайшую школу и выкрасть из кабинета химии все запасы серной кислоты. А еще как-то, среди ночи, вскочив с постели, мне пришлось рысью нестись в круглосуточный супермаркет за пластилином… в жизни не ела ничего вкуснее. Правда, потом пришлось долго вычищать его из зубов. Про покупаемые мною в бешеном количестве гвозди и сгрызенную прямо на глазах у изумленных пассажиров автобуса деревянную расческу и вспоминать не хочу.
Я так и не смогла расстаться с этим телом насовсем. Поэтому сейчас перед зеркалом прихорашивается мой любимый музыкант, упакованный в высокие сапожки, длинную юбку с разрезами по бокам, корсет и полупрозрачную блузку, которую оттопыривает весьма внушительный бюст. Я наслаждаюсь этим телом, как любимым блюдом. Все тот же клуб. Толпа людей, одетых так же как и я. Узнающие, удивленные, заинтересованные, а кое где и шокированные взгляды. Ехидный шепот вслед «А я знал, что он баба!» Мне нет до этого дела. Мне хорошо. Я выгуливаю свое любимое тело, завернув его в красивую упаковку. Я наслаждаюсь этим вечером. Поздняя ночь, и задумчивый перестук моих каблучков по асфальту. Очередной классический сюжет – две крупногабаритные тени, вырастающие, как из-под земли. - О, какая телка! Эй, детка, отсосешь? Позволяю себе мгновение на раздумья. Я говорила о том, что скорость моего мышления превышает человеческую во много раз? Ведь человек использует только десять процентов своего мозга. Я использую все сто. Поэтому размышления о том, что бы такое сотворить с этими двумя индивидами – вырастить из ладоней лезвия, перестроить лицо в сплошную, полную клыками пасть или просто испариться – не занимают у меня и секунды. В конечном итоге я решаю позволить себе немного развлечься. Поэтому ничего не имею против, когда меня хватают за руки и пытаются тащить. Ну-ну. Вы пробовали сдвинуть с места памятник? Парней по инерции швырнуло прямо на меня. Услужливо придерживаю их за локти, помогая подняться. - Колян, да она ногой зацепилась!!! (??? – великолепная логика. Даром, что асфальт ровный, как стол) Врежь ей!! С интересом наблюдаю, как к моему лицу летит кулак. С удовольствием слушаю хруст костей. - Ааааааааа!!!!! Падла!!!! - Колян?!! Ах ты, сучка!!! Ну ща получишь… Интересно, почему человек с ножом считает себя вдвое грознее и значительнее? Нож застревает в моем теле, как муха в смоле. Лицо напавшего на меня парня бледнеет, когда он видит, как я с любопытством рассматриваю торчащий из груди нож. Он подхватывает своего не перестающего орать друга и они вдвоем скрываются в темноте. Вытаскиваю нож. Так себе ножичек. Выкидуха. Ну что ж. С некоторых пор я собираю коллекцию оружия, которым меня пытались убить. И должна заметить, эта коллекция довольно обширна, потому что я очень люблю гулять по ночам. Еще через час я дома. Задержалась, решила пройтись через парк Стаскиваю сапожки, с наслаждением шевелю затекшими пальцами. Бросаю взгляд на часы. Хм. Да не так уж вроде и поздно… Может быть, погулять еще? Но я устала от одежды, да и ощущения сменить хочется. Поэтому я, нимало не заботясь и не смущаясь, прямо в прихожей начинаю снимать с себя юбку. Мой путь на кухню отмечают стаскиваемые на ходу предметы одежды. Тяну руку выключить свет… и в сумочке звонит мобильный. Я вздрагиваю. Эту мелодию - Vermachtnis der Sonne - я установила только на один номер. Тот самый… Месяц прошел с тех пор, как я утром выскользнула из его номера в образе беловолосого парня. А он, оказывается, меня не забыл. Сначала смс и звонки чередовались с пугающей регулярностью, с разницей по времени от пяти минут до трех часов. Позже – реже. И вот опять. И зачем я включила этот чертов телефон? Медленно возвращаюсь в прихожую. Беру в руки телефон, долго смотрю на высветившееся на экране имя. Безумно, действительно безумно хочется ответить… и что мешает сказать ему всего четыре слова – «Ты мне не нужен.»? Но я не смогла сделать этого сразу, и потому продлеваю нашу медленную, мучительную агонию. Прости, милый. Я не могу. Медленно убираю сердито жужжащий телефон обратно в сумку и возвращаюсь на кухню. Выключаю свет.
Обнаженное тело, освещенное светом луны… У меня в квартире повсюду зеркала. Я люблю любоваться своим – своими! – обнаженными телами. В последний раз окидываю взглядом тонкие руки, упиваюсь последними мгновениями прикосновения легкого сквозняка к обнаженной коже. Со вздохом опускаюсь на корточки. Это не специальный ритуал, просто так проще. Ведь сейчас я собираюсь стать кошкой. Несколько секунд сосредоточения… Готово. Моя пятнистая черно-белая Шушка недоверчиво пятится. Ободряюще мурлыкнув, делаю пробную пробежку по кухне. Мышцы работают слаженно, мир наполняется новыми, неслышимыми прежде звуками и запахами. А цвета утрачивают смысл. Изящная серая кошечка поднимает голову, принюхиваясь. Нос улавливает запахи, мозг привычно сортирует информацию о происходящем на улице, а сознание удивленно наблюдает за этим, поражаясь собственным познаниям. Пахнет всем, но запахи не смешиваются, а накладываются и обволакивают друг друга. Кажется, все спокойно. Прыжок, прыжок, протиснуться сквозь прутья решетки… И вот я уже на улице. Лапы приятно щекочет влажная травка, а потом и асфальт. Странные ощущения… как будто идешь в ботинках с тонкой подошвой. Хм, за мной настойчиво идет какой-то облезлый рыжий кот! И, судя по его запаху, со вполне определенными намерениями. Извини, дружок. Сегодня не твой день. Перехожу на легкую рысь. Все таки… кошачье зрение непривычно. Подумав, перестраиваю глаза на инфра-красный. Вот, так гораздо лучше. Резки запах псины ударяет в нос. Ха. Шавка. Породу точно не вспомню, но нечто лающе-истерящее… Шавка выскакивает из кустов и с лаем бросается на мирно сидящую на земле кошку… - А ну пшла отсюда! – рявкаю я гулким басом. Кошачий рот не приспособлен для членораздельной речи, но что мне стоит немножко поменять форму челюстей, пока никто не видит. Шок собаки невозможно описать, учитывая то, что я ощущаю его не на уровне зрения, а по изменившемуся запаху. Шавка озадачена, но позиций сдавать не намерена; она робко подкрадывается ко мне и выдает неуверенное «Гав-гав»… - Пшла нахххххххххххггрррррррр!!!! – Шерсть кошки становится дыбом, глаза фосфорецируют… и как в таком маленьком тельце может помещаться такой громкий горловой рык? - Муся, Мусенька! – раздается взволнованный женский голос. Нервы шавки не выдерживают, и она разворачивается и несется к хозяйке, жалобно визжа. - Не смейте трогать мою соба… - женщина средних лет торопливо выбегает на дорожку и растерянно озирается. На дорожке сидит серая кошка, и невозмутимо вылизывает шерстку. Мимика у кошек ограничена, поэтому я усмехаюсь внутренне. Неторопливо поднимаюсь с земли, и продолжаю свой путь. Что я делаю в образе кошки? Наблюдаю. Мне ничего не стоит забраться на дерево, чтобы через не занавешенные окна понаблюдать за чужими жизнями. Зачем? А просто так. Находясь в теле кошки, я и любопытна как кошка. Чужие окна - это мой своеобразный кинотеатр. Разные картины в нем показывают. Веселые. Грустные. Боевики и мелодрамы. И ведь фильмы никогда не повторяются. Ведь мне интересно все – семейный ужин, вечеринка, вечерняя гимнастика. Вы знаете, ведь в моем кинотеатре порой даже эротику показывают… Кажется, на сегодня хватит. Не могу сказать, что я устала. В принципе, я устаю, только когда забываю о том, что могу этого и не делать. Иногда организм не хочет перенастраиваться автоматически и сбросить усталость, как ненужный процесс. Или, может быть, так и нужно. Чтобы хоть немного ощущать себя нормальным человеком. А еще я никогда не болею. Да и как я могу заболеть? Вирусы просто не выживают в моем организме, и я точно знаю, что в моем теперешнем состоянии я могу разгуливать даже по руинам Чернобыльской АЭС – да-да, мне, как сталкеру, цены бы не было. Мне даже совсем не обязательно дышать. Я могу впитывать кислород любым участком тела, даже кончиком мизинца – и этого минимума мне вполне хватает для нормального функционирования. Но иногда, когда я выбираюсь куда нибудь за город, где воздух особенно свеж и чист, я позволяю себе впитывать его всем телом. Удивительное ощущение. Свежеет. Скоро утро. Позволяю себе последний на сегодня каприз – вскарабкаться по стене десятиэтажного дома и встретить рассвет. Правда, уже в человеческом теле. Патетика или романтика – сидящая на краю крыши обнаженная девушка, созерцающая восход солнца?
Ремонтник, невесть что забывший на крыше десятиэтажного утра в пять часов утра, надолго запомнил то утро. Ибо первым, на что наткнулся его взгляд, когда он открыл дверь на крышу, стала абсолютно голая девушка, сидящая на краю крыши. Обернувшись на сдавленное «Бля!» девушка, нимало не смущаясь, выпрямилась во весь рост, насмешливо помахала ручкой и шагнула вниз. Мужчина едва не сиганул вслед за ней, торопливо перегнувшись через ржавые перильца, ожидая увидеть на асфальте тело и лужу крови. Не увидел. А серую кошку, скользнувшую в окно на первом этаже, он просто не разглядел.
Монотонный перестук колес метро… Я закрываю глаза. Сегодня я высокий, худощавый, коротко стриженый светловолосый мужчина, в возрасте около тридцати пяти. Серые глаза, четкий профиль, немного выдвинутый вперед подбородок. Сеточка морщин под глазами и недельная щетина на щеках. Не так много интеллектуалов на Горбушке, любящих Тарковского. Фразу «Как вы похожи…» за сегодня я услышал всего четыре раза. Задумчиво перебираю купленные в торговом центре диски, лениво размышляя, куда бы направиться дальше. Домой пока не хочется, может, забежать в «Якиторию»? Выкрик «Саша!» побрасывает меня, как удар тока. Резко оборачиваюсь. Женщина. Уже немолодая. С выражением безграничного удивления, переходящего в шок, а от шока – в безумную надежду, на лице. Кажется, я видела ее на фотографиях в статье, посвященной тому мужчине, чье тело я сегодня ношу… Вот это называется спалилась. Ах черт. Спалился. Начинаю торопливо протискиваться к выходу, женщина протискивается вслед за мной, бессвязно выкрикивая мое – то есть, конечно же, чужое для меня, - имя. - Саша, подожди!!! Господи, да не может быть такого… Вот и я говорю – не может. Поэтому набрасываю капюшон на голову, резво выскакиваю из вагона, и поспешно сворачиваю за колонну. Не отстанет ведь. Нужно срочно изменить внешность. - Саша!!! Женщина огибает колонну, и крик застревает у нее в горле. На женщину с вежливым изумлением смотрит высокий зеленоглазый мужчина с выбритыми у висков темно-каштановыми волосами, прикрывающими уши. - Я могу вам чем-то помочь? Низкий голос с едва уловимым акцентом. Женщина отшатывается. Еще секунду в ее глазах светится надежда… и потом в одно мгновение сменяется отчаянием и старой, глухой тоской. - Извините… я обозналась. Она разворачивается, и уходит, понурившись. Я вижу, что плечи ее вздрагивают. Ощущаю секундный укол совести. Ну извините. Дикое совпадение – сегодня в вагоне метро я встретил свою собственную «вдову». Привычным жестом вытаскиваю из кармана наушники, нажимаю на кнопку. По странной иронии судьбы начинает звучать песня именно того исполнителя, чью внешность я сейчас надел, словно маску…
Hiding memories on the run, No mistake becomes undone. Hiding memories from the sun - Could I erase it just to stun…
Поднимаюсь на поверхность. Странно. Здесь довольно тихо. Без особого труда нахожу дворик и лавочку. Есть время где посидеть с сигареткой и обдумать случившееся. Если вы думаете, что я терзаюсь состраданием и угрызениями совести, то сильно ошибаетесь. Мне жаль эту женщину, много лет назад потерявшую любимого человека, и так и не сумевшую с эти смириться. Никто не виноват в случившемся. Просто странное, дикое, очень неудачное – для нее! – совпадение, разбередившее так и не зажившую рану… В сумке звонит мобильный. Я вздрагиваю. Это снова Vermachtnis der Sonne. Секунда за секундой я вслушиваюсь в знакомые трели, и искушение в моей душе становится все сильнее. Черт с ним. Надо положить этому конец. Беру трубку, подношу к уху… - Да. - Ты… Наконец-то это ты… - дрожащий голос прерывается… всхлипом? С ума сойти. - Ну да. Это я. Зачем ты звонишь? Пауза. Я чувствую, как судорожно он подыскивает слова. - Почему ты ушел тогда? Я сделал что-то не так? - Нет, - краткость – сестра таланта, усмехаюсь я. - Тогда… почему? - А зачем мне было оставаться? Снова пауза. Молчание. Но я слышу, как с легким шорохом обрушивается карточный домик, созданный его воображением… - Просто… мне показалось… что между нами было что-то большее, чем случайный секс… - Тебе показалось, - да нет. Тебе не показалось. Просто ты не знаешь, сколько раз я набирал номер, который запомнил с первого раза, и стирал, так и не нажав кнопку вызова… - Тогда… ну тогда… Наверное, я зря звоню. - Наверное, зря. - Тогда извини… пока… - короткие гудки. Медленно опускаю руку. А с утра все казалось простым и ясным. Черт возьми. Ведь я никогда не болею, не страдаю гипертонией, стенокардией, дистонией и прочей сердечно-сосудистой гадостью. И пульс у меня всегда ровный, даже когда я взволнован или напуган… Тогда почему мое сердце тяжко ворочается в груди, как будто ему тесно там, перехватывает дыхание, а на глазах закипают слезы? Кажется, сегодня я снова напьюсь… Первые аккорды знакомой песни действую на меня как удар электрошока. Опять он?! - Да. - Не гони меня… прошу. Я застываю. А он продолжает, сбивчиво и бессвязно, торопливым, срывающимся голосом: - Я ведь так и не знаю о тебе почти ничего… только мне впервые в жизни плевать, плевать, понимаешь?! Просто так… так как с тобой… у меня никогда не было… так близко… и я… Я же не знаю где ты и кто ты… Я просто прошу – не прогоняй, позволь остаться, хоть ненадолго! Приходи когда захочешь. Уходи, когда пожелаешь, я… я пойму, я постараюсь понять! Только пожалуйста, не уходи насовсем… Он говорит что-то еще, а я вдруг вижу – картинка разворачивается перед глазами объемным, выпуклым изображением, - как он стоит недалеко от вокзала, возле кассы Мосгорсправки, судорожно сжимая рукой телефон, и отчаянно трет рукой лоб, лицо, покрасневшие от бессонницы глаза… - И как долго ты согласен это терпеть? - Что? Прости, слышно плохо… - Я говорю, и как долго ты выдержишь все это? Мальчик, нужны ли тебе такие отношения? Чего ради? Ради нескольких часов рядом? А что потом? Ревность, злость, истерики, неврастения – ты что, этого хочешь? Тебе самому не смешно? Ты уже разочаровался в женщинах, хочешь разочароваться и в мужчинах? Долгое молчание в трубку. И я ощущаю, как он успокаивается. - Это не минутный каприз, Тим. Если я так говорю… значит, я все обдумал. Примерил на себя. И решил. Теперь молчу уже я. - Тим? Черт возьми. Я ведь тоже не железный, хоть порой и приходится… И, какими бы ни были преимущества моего существования, эта тайна, эта сокровенная жизнь тяжела для меня. Я устал хранить эту тайну в одиночку. - Сейчас я приеду за тобой. Стой там где стоишь, я буду через двадцать минут. Мы сядем где нибудь в тихом местечке и все обсудим, договорились? Он что-то радостно заверещал в трубку, но я уже не слушал, нажав кнопку отбоя. Что ж… а вдруг мне повезет?
Высокий, светловолосый и светлокожий парень с угольно черными бровями встал со скамейки и направился в сторону метро.
7. 04. 2010.
Прим. – стихи Игоря Сорина, песня – группы Solar Fake.
Однако несмотря на то, что по причине плавленого сырка, я аж неделю отсутствовал на работе, эта неделя стала лучшей в моей жизни... Ибо я не делал НИЧЕГО!!!! Ну, в больницу сходил. На УЗИ съездил. Ну, пожрать приготовил, с котом погулять сходил. Все остальное время я спал и в дцатый раз пересматривал "Интернов". ВСЕ!!!!!! О, как щаслиф я был...
читать дальше Исцеление строптивого. Часть вторая: Тяжело в лечении, легко в раю! – или Страшная месть-2. В ролях: Виктория Ридель и Отряд. Жанр: жесткий стеб. Дисклеймер: дорогой Михаэль, если ты это читаешь… не читай это, пожалуйста!!!!!!!
Шолах сердито скрежетала ключами в замке. - Ну чего ты там? – Ридель нервно оглядывалась на непрерывно трясущийся пододеяльник. - Да щаааааас, уже… Скрежет усилился. Виктория не выдержала, стянула с Шолаха куртку и набросила ее на запакованного музыканта. - Не открывается, - пропыхтела Шолах, - такое ощущение что там уже кто-то е… Дверь распахнулась, и на пороге возникла Ману. Подельницы инстинктивно попятились. Пышущая злостью, температурой и сигаретой Ману ну никак не располагала к поцелуям и объятиям. - Ну и где ты шлялась? – тоном злобной свекрови начала Ману, - и кто это с тобой??? Вот стоит на секунду отвернуться, как вечно вокруг тебя начинают тереться всякие бабы!!! Нет, ну вся в братца… - Эээээ… - Шолах попыталась прикрыть своей тушкой одновременно и Ридель, и дрожащий пододеяльник, но он не укрылся от пронзительных глаз Ману. - А это еще что??? Вечно ты тащишь в квартиру всякий хлам! - Это не хлам! – дуэтом возмутились подельницы. - А что это? - И не что, а кто, - обиженно буркнула Ридель. - Ну и что это за кто? - Это Драу, - сообщила Шолах, волоком затаскивая пододеяльник в квартиру. Глаза Ману превратились в блюдца : - А какого….? - Лечить будем, - Ридель решительно прошагала в квартиру и скрылась в комнате на предмет переодеться. - Интересненькие у вас методы лечения! – Ману никак не могла опомниться, - как хорошо, что мне достался только шпинат… - О! – встрепенулась Шолли, - а кстати, у нас еще остался шпинат? - А как же! Целая корзинка. - Отставить шпинат, - в коридор вернулась Ридель, - это невкусно, неполезно, недешево, и, в конце концов негуманно. - Ага!!!! – подскочила Ману, - значит, как Оленя лечить шпинатом, так сразу давайте, а как Дравусика любимого-дорогого, так шиш??? Нет уж, пускай лопает шпинат на завтрак обед и ужин! Я ему еще лично в чай его буду подкладывать, шпинатных горчичников налеплю и клизму из отвара шпината пропишу!!!! - Только попробуй!!! – Ридель воинственно уперла руки в боки. - И попробую!!! - А я тебе не позволю!!! - А в глаз копытом???? - Да замолчите вы обееееееееееееееееееее!!!!!!!!!!!!!!!!! – взревела Шолах. Девушки озадаченно замолчали, а из маленькой комнаты, перекрывая гневное Шолашье сопение, донесся меланхоличный голос: - Шолли, ну и чего ты так орешь? Шолах застонала. Из комнаты тем временем нарисовалось Зло в своем репертуаре: всесведущее, труготичное и рыжее. Окинув оценивающим взглядом пододеяльник, Зло философски пожало плечами, и удалилось на кухню, прихватив с собой Оленя. - Шолах, - тихонько подергала Виктория за рукав впавшую в прострацию девушку, а кто это вообще? Вот эта, в шляпе… это кто? - О! Легендарную личность удостоилась ты лицезреть. Это – воплощение Темной стороны силы, Мировое Зло, оно же Анчоус. Когда ученые изобретали атомную бомбу, с первой попытки получилось оно – Зло… - Аааааа… А вторая? Шолах наморщила лоб. - Ты видела Анджелину Джоли? - Конечно… - Так вот, Анджелина Джоли – девушка моей мечты. - Э… а причем тут… - А Ману, - со вздохом сообщила Шолах, - это девушка моей суровой реальности. Ридель икнула. - Суровая у тебя реальность… - А вообще, она самая замечательная девушка на свете, - Шолах решительно направилась на кухню, откуда уже просачивались в коридор маленькие розовые слоники, - и я никому не позволю говорить о ней плохо! Шолах грозно взглянула на Викторию, но та предпочла бы скорей откусить себе язык, чем сказать плохо о ком-либо из присутствующих. Ману и Анч тем временем уже откупорили пиво. Шолах, недолго думая, присоединилась к ним, и про бедного Михаэля уже, казалось, успела позабыть. Виктория повздыхала и отправилась устраивать музыканта. Драу безостановочно чихал. - Что это с ним? – забеспокоилась Ридель. - Не знаю… - высунулась из кухни Шолах, - может, акклиматизация? - Швабры бессовестные! У меня аллер… пчхи! Гия на… пчхи! Пыль! - Какая пыль?? – возмутилась Ридель, - я ж еще вчера все отсюда вымела! Анч и Ману переглянулись и тут же отвели глаза. Сознаваться в том, что без трехсантиметрвогого слоя пыли, клоков паутины по углам, валяющихся под столом пустых бутылок и стоящих там и сям набитых окурками пепельниц, квартира подруги показалась им на редкость неуютной, им не хотелось. Поэтому они приложили все усилия чтобы вернуть ей прежний вид: Ману вдохновлено рассыпала по углам пыль, Анч любовно развешивал по углам паутину… Бутылки и окурки конденсировались сами. За неимением других свободных помещений, Драу был запихнут в ванную комнату. Чтобы он не скучал в одиночестве, Шолах подселила к нему своего кота, и, судя по грохоту, дрызгу, мату и утробному мяву, у них вовсю шло полноценное общение. Общение же Шолах с Викторией сильно застопорилось из-за того, что Шолль все время рвалась принять душ, несмотря на бурное сопротивление сторон. - Итак, - объявила Виктория, возвращаясь на кухню, - на повестке дня… - и поперхнулась, обводя взглядом кухню. Так как народу в помещении значительно прибавилось. На подоконнике, рядком, болтая ножками, восседали три юные девушки, причем одна из них красовалась шикарным ирокезом. У плиты суетилась полненькая блондинка, что-то помешивающая в кастрюльке и сосредоточенно бубнящая себе под нос. Рядом же с Шолах, Ману и Анчем материализовалась жгучая брюнетка в клепаных браслетах, суровая, как инфаркт. Весь Отряд был в сборе.
- Кхм, - Виктория попыталась вернуть себе спешно спрятавшийся голос, - кто-нибудь ответит мне, как мы будем его лечить? - Кого? – немедленно поинтересовалась одна из восседающих на подоконнике девиц, брюнетка в клетчатых штанишках. - Шолах опять Драу приволокла? – хмыкнула суровая брюнетка, - Ну, все как обычно, и ничего день ото дня не меняется. - Вио! – обиженно буркнула Шолах, - ну чего ты? Парня надо было спасать… - Конечно, - поддакнула от плиты блондинка, - конечно спасать! А то как бы он там, бедненький… некормленый… непоеный… - На всю голову при…- начала было девушка с ирокезом. - Синий! – хором возмутились все. - Я хотела сказать, приболевший, - невозмутимо уточнила девушка, - а вы что подумали? Отряд смутился. - Итак! – Анч сурово поставил банку пива на стол, - чем будем лечить? - Сексом, - захихикал Синий. Шолах мечтательно порозовел. - Шпинатом, - неподкупно буркнула Ману. - Пирожками, - пробормотала Лиру, сосредоточенно помешивая аппетитно пахнущее варево. - Адреналином? – внесла контрпредложение блондинка в футболке со Спанчбобом. - Ацацой! – бухнула Дон. Судя по звукам из ванной, Драу активно рыл подкоп. - Можно еще Хилса ему предложить, - задумчиво потерла переносицу Зло, - а что? Мои кошки едят его и здоровы… в крайнем случае, можно потестить на твоем коте… Шум рытья усилился, к двум рукам подключились четыре лапы. - Да вы просто извращенцы, - растерянно проговорила Ридель, - такое ощущение, что все эти способы вы на себе испробовали! Народ меленько захихикал, припоминая былые врачебные истории… - Нет! Драу я так лечить позволю только и только через мой труп! – патетически вскричала Ридель. Семь задумчивых взглядов заставили ее поежиться, и только Лиру укоризненно вздохнула. - Девочки, - примиряющее проговорило Миролюбие Отряда, - ну зачем же так сразу… может сперва по хорошему? - То есть если не будет жрать шпинат, мы можем накормит его кошачьим кормом? – уточнил Синий. - Скорей уж кормом для морских свинок, - фыркнула Ману. - Нет, - сообщила Шолах, с сожалением потрясая пустой банкой, - первоначальная цель – извлечь пациента из моей ванной, пока он ход в Австралию оттуда не прокопал… Причем извлечь так, чтобы он не сбежал. После недолгого совещания, к столь ответственному мероприятию были допущены Дон и Шолли. Виктория набилась в качестве сопровождающей. Драу даже не пытался сбежать. Очевидно, посмотрев в добрые глаза Шолашега и всепрощающие очи Вио, он понял, что попытка к бегству может оказаться фатальной… - Шаг влево, шаг в право – попытка к бегству, - подтвердила Вио его худшие опасения. - Прыжок на месте – попытка улететь, - добавила Шолах, и Михаэлю ничего не оставалось, как мирно отконвоироваться в спальню и залечь в кровать. Присматривать оставили Викторию. - За здоровье? – предложила Миша, протягивая вернувшимся конвоирам банку Адреналина. - За наше! – провозгласили остальные, но выпили не чокаясь. - Ну? – Ману подкурила сигарету, - а дальше то что? - А дааааааальше…. – зловеще протянула Шолах, и весь Отряд принялся совещаться. В итоге план был выработан следующий. Лиру осталась на кухне готовить супчик по рецепту Черного Отряда. Синий, Миша и Заяц рванули в аптеку за банками, горчичниками, антибиотиками, градусниками и прочим стаффом. Шолах наполнял тазик кипяточком для пропарки ног. Вио рылась в шкафу в поисках шарфика, достаточно длинного для того, чтобы пациента можно было связать. Ману строгала шпинат, а Анчоус заявилась в спальню и меланхолично поинтересовалась, не хочет ли Драу оформить завещание. После чего под шквалом подушек была вынуждена укрыться в ванной, взяв в заложники вконец офигевшего кота. Дальнейшее напоминало плохо снятую комедию. Когда в маленькую комнату ввалился весь Отряд (кроме Миролюбия), нездорово блестя глазами, Михаэль истово пожалел, что не остался продвигать готику в родном Хабаровске. Вио, не слушая возмущенного писка Ридель, в два приема, крест накрест прикрутила музыканта к кровати спиной вверх. Синий упоенно чиркал зажигалкой, Мишка и Заяц лепили банку куда не попадя. Ману уговаривала их оставить место для горчичников. Выждав, пока Драу перестанет брыкаться Шолах уверенной рукой макнула его в ванную… не удосужившись при этом проверить температуру воды. Бедный Драу в вертикальном прыжке из горизонтального положения едва не пробил потолок, ибо в ванной был крутой кипяток! Шолах смущенно кашлянула, и усадила закатывающего глаза парня на бортик ванной, в которой уже плавал горчичный порошок… в консистенции горчицы. Наконец, поиздевавшись всласть, Отряд решил что хорошего понемножку, и Драу, завернутый в три одеяла был уложен в постель. Отряд собрался вокруг кровати на конвульсиум… пардон, консилиум. - Пациент скорее мертв, чем жив, - вынесла глубокомысленный вердикт Дон. - Выбросим или реанимируем? – скептически предложил Синий. - Да вроде дышит… - Ридель с состраданием держала Драу за руку. - Это предсмертные конвульсии, - тоном знатока сообщил Мишутка. - Вы хоть температуру ему померяйте, - вздохнуло Зло. Градусника не было, поэтому пришлось пожертвовать термометром, с руганью отобрав его у потерявшего глазомер Шолаха, который пытался сунуть его Драу в ухо… - 36,6 – сообщила Ману, встряхивая термометр. - По Фаренгейту? – уточнил Анч. - По Цельсию! - По Цельсию он комнатной температуры, - не согласился Заиц. - Значит надо повышать градус! – Дон извлек из кармана фляжку со знаменитым коньяком. Ридель икнула. - Я не пью… - Слабо засопротовлялся Драу. - Я и не собиралась тебе предлагать. Твое здоровье! – Дон сделала могучий глоток. - Повышать градус можно и снаружи, - Шолах решительно принялась выталкивать всех из комнаты, - щас водкой разотру и будя! Ридель пыталась сопротивляться, но против лома нет приема… Поэтому, пока все остальные вновь рассаживались на кухне, она приникла ухом к двери. - Ну-с, - донесся из комнаты деловитый голос Шолах, - приступим, - и предсмертный стон Михаэля… Через полчаса, розовый, довольный по самое не хочу Шолах, вновь нарисовался на кухне, и, судя по ее довольной масленой моське, лечение прошло более чем успешно. Лирусик удалилась из кухни на предмет подкормить страдальца супчиком, и, вернувшись с пустой трехлитровой кастрюлей, заверила, что пациент пошел на поправку. Пока народ бурно радовался, чокался пивом и провозглашал здравницы, Ридель прокралась в комнату. Музыкант спал, трогательно сложив ладошки под щеку, дыхание было ровным, лоб – теплым, вид – умиротворенным. Виктория недоуменно покачала головой: - Каких только чудес на свете не бывает… Варварские методы Отрядного лечения дали свои плоды. Через три дня в ЦДХ состоялся грандиознейший концерт.
читать дальше Название :Исцеление строптивого. Автор: Шолах В ролях: Шолах, Victoria Riedel Дисклеймер: Дорогой Михаэль… Не читай это!!!! Ахтунг: ненормативная лексика, стилистические, грамматические, пунктационные ошибки.
- Шолах, а ты уверена, что получитсяааааааа… - Ридель захрипела. Шолах поспешно ослабил завязки корсета, и к Виктории временно вернулся естественный окрас. Облегченный вздох снова перешел в хрип, когда девушка мельком глянула в зеркало, отразившее знаменитую боевую раскараску а-ля «Шолахи атакуют»: зеленые тени, кроваво-алые губы, и тональный крем цвета загар. - Шолах!!!!! - А? - Что это?????!!!! - Эффект неожиданности, - нравоучительно сообщила Шолах, путаясь в завязках корсета, - это немаловажный… этот… фактор успеха предстоящей операции…. - А как насчет операции по удалению аппендикса без наркоза?? - Не поможет… - Но и не повредииииииит… - судя по усердию, с каким Шолах затягивал на Ридель корсет, на всю оставшуюся жизнь девушке предстояло стать просто несгибаемой леди.
Шолах и Ридель познакомились на форуме Отто Дикс, пообщались, и пришли к выводу, что им таки может быть о чем поговорить. Тема для задушевных бесед нашлась очень скоро, когда на форум поступило сообщение о том, что Драу сильно простужен (тьфу-тьфу-тьфу), и концерты отменяются один за другим. Поскольку одним из концертов должно было быть декабрьское выступление в ЦДХ, девушки забили тревогу и решили, что надо что-то делать! Для обсуждения поведенческой стратегии Ридель приехала в гости к Шолаху, схватилась за голову, вручила приятельнице ведро и тряпку и железной рукой отправила ее делать генеральную уборку, в процессе которой решительно повыкидывала все захоронки с ацацой, утверждая, что это не комильфо. Но видимо, остаточные испарения таки повлияли на ее разум, ибо в данный момент, стягиваемая корсетом, она отчаянно корила себя за то, что согласилась на безумный Шолаший план – выкрасть Михаэля и принудительно вылечить. В этом плане ей доставалась роль отвлекающего маневра, для чего Шолах предложила ей закосплеить наряд Драу – галифе, ботинки, белая рубашка, корсет и наци-кепка…
- Аааааааааа!!!!! Я падаюууууууу!!!! – Виктория отчаянно замахала руками, балансируя на краю крыши. - Ацтавить, - Шолах цапнула ее за рукав и вернула ей равновесие, которое Ридель тут же потеряла вновь, и вновь принялась изображать колибри. Шолах протянула ей руку, помогая отойди подальше от края, и принялась закреплять веревку на трубе. - Ты можешь мне объяснить, зачем мы спускаемся по веревке с двенадцатого этажа на третий? Ведь проще было бы подняться по лестнице… - Ага, позвонить в дверь, вежливо представиться и сообщить цель визита? Здравствуй, дорогой Михаэль, мы пришли тебя похищать? - Ну… где-то… в чем-то… как-то так, - скисла Ридель и покорно взялась за веревку. Шолах возвышалась над ней некислых размеров тучкой, вызывая у девушки вполне законные опасения, выражавшиеся в тихом бормотании «Отче наш» себе под нос. - Радуйся, что я не заставила тебя лезть через мусоропровод, - недовольно буркнул Шолах, когда веревка затрещала особенно громко, а молитвы стали особенно искренними.
Но вот, наконец, заговорщицы достигли третьего этажа, и Шолах задумчиво нацелился на открытую форточку. - Не пролезешь, - безошибочно угадала ее мысли Виктория, - застрянешь и станешь первым говорящим термометром. - Нет в тебе мук душевных и горенья творческого, - обиделась Шолли, и попыталась поддеть оконную задвижку петлей, наскоро смастряченной из ремня. Раза с пятого ей таки удалось ее зацепить. Все это время Ридель активно изображала ведьму на помеле: совершенно непостижимым образом веревка раскачивалась во все стороны сразу и болтающаяся на ней Виктория выделывала головокружительнейшие вызвезды – Кабаевой и не снилось! Сопровождая все это исключительно цветистыми комментариями с учетом увлечений и высшего образования… Шолах удалось разобрать нечто вроде «Скрипичный ключ тебе в задн…» и «Да чтоб тебе теорему Ферма всю жизнь только с похмелья доказывать!», что на фоне завывающего ветра и шпарящей вовсю метели, смотрелось особенно значительно. Во всяком случае, один из трех случайных прохожих, оказавшихся в этот час на улице, поседел на все волосы, а второй резко завязал пить. Третий отделался легким испугом, нервным тиком и хронической икотой. - Есть! – Окно распахнулось, Шолах подтянула к себе совершающую очередной кульбит напарницу и втащила ее в кухню. Девушки осторожно огляделись. В квартире стояла абсолютная тишина. - Так, - заруководила операцией Шолах, - переходим непосредственно к реализации… Значицца, ты щас идешь, будишь Драу… - Конечно буду! – оживилась Виктория. - Будишь, а не будешь! Ридель завяла. - … Будишь Драу, отвлекаешь его… - Как??? - А я откуда знаю? Кто у нас отвлекающий фактор? - А чья была вообще идея? - А кто со мной согласился?!! - А… - у Ридель кончились аргументы. Шолашья логика была сродни ее знаменитым принципам – железобетонная. - Ну Шоооооооолль, - заскулила девушка, - ну каааак мне его отвлечь??? - Ридель! Ну чего ты как маленькая! Ну расскажи ему какую-нибудь готичную сказку… - Какую? - Да хоть Колобок! Очень готичная сказочка… - Ага. Готичной она была бы, если б он в конце покончил жизнь самоубийством из-за того, что его никто не съел. - Угу. Повесился бы. Ридель, ну придумай что-нибудь! За ушком почеши, глазками похлопай, «Цыганочку» с выходом из-за койки станцуй… - В этих копытищах???? – Виктория попыталась наглядно продемонстрировать Шолаху достижение германской обувной промышленности, задрав ногу почти до люстры, но, естественно, не удержала равновесие и с грохотом рухнула на пол. Долгая звенящая тишина. Чьи-то шаги в коридоре. Заговорщицы рванули искать укрытие: Ридель, не вставая с пола, укрылась под столом, а Шолах взгромоздился на подоконник, пытаясь тощенькой занавесочкой прикрыть свои пышные формы… Занавесочка напоминала скорей полотенчико для рук, Шолаха было для него явно много, поэтому девушке пришлось намотать ее на голову и попытаться изобразить торшер. Сонный Слип походкой лунатика прошаркал на кухню. Виктория перестала дышать, Шолах радушно улыбалась из-под занавесочки. Слип прошлепал к холодильнику, открыл его, осветившись оранжевым светом (так общественность узнала что он таки спит в той знаменитой пижамке, кроме того, в опущенной руке у него обретался трогательный плюшевый зайчик…), издал горестный длинный вздох, и потащился было обратно в комнату, но замер возле Шолли, таращась на нее сонными глазами. - Откуда у нас на кухне торшер? – вопросил он (очевидно, у зайчика…) Торшер затрясся крупной дрожью. «Это пи#%*ц» - подумала Виктория. «Это торшер» - подумал Слип. - Небось Драу опять поклонницы притаранили, - вздохнул парень, - нет бы пожрать чего… - и, продолжая неразборчиво бубнить себе под нос, скрылся в коридоре. От слитного облегченного вздоха на кухонном окне запотели стекла. Виктория выбралась из-под стола и попыталась расплести свернувшиеся кренделем ноги. Удалось, прямо скажем, с трудом. Шолах торопливо промокал холодный пот занавесочкой. - Уф! А теперь куда? Да, и кстати, ты вообще мне можешь объяснить, нафига нам понадобилось лезть с двенадцатого этажа на третий и будить Драу? - Можно, конечно и не будить, - Шолах порылась в кармане и торжественно выудила оттуда пряник, - можно конечно и не лазить… но в чем же тогда прикол? От такой наглости Виктория просто не нашлась что ответить. Единственный вертевшийся на языке вопрос был о наличии в Шолашьем организме совести, но, судя по тому, как хозяйски распахнула она холодильник, совесть ее в данный момент находилась вне зоны покрытия… Матом. На лице Шолах тем временем отобразились сначала недоумение, потом удивление, и, наконец, просто шок. - Викаааааааа, - полным трагизма голоса протянула девушка, - там ничего нет!!!! - Ага, прикинь, там ВСЕ умерли, - хмыкнула Ридель, припомнив бородатый анекдот в тему, и, осторожно покачиваясь на высоченных каблуках, подошла к приятельнице и заглянула в холодильник. Вы не поверите, но там действительно было ПУСТО!!!! Полки радовали глаза девственной чистотой. Забытая, и никому не нужная, тщательно выскобленная, в нижнем отделении валялась пустая бутылка из-под кетчупа. - Тяжела и неказиста жизнь готишного артиста, - уважительно протянула Шолах, кладя на полку пряник. Те, кто знал ее хорошо, оценили бы степень ее мужества и любви к музыкантам – проще остановить паровоз подножкой, чем отобрать у Шолаха еду…
Девушки тихо продвигались по коридору, стараясь не шуметь, насколько это возможно. Хотя, с учетом того что в пылу ожесточенного спора, возникшего у них на тему, будить Драу или не будить, они опрокинули, разбили и разлили все, до чего можно было дотянуться – но на шум так никто и не вышел! В общем, они могли бы спокойно разъезжать по коридору хоть на лошадях, хоть друг на друге, не опасаясь при этом быть услышанными. Викторя чихнула в двадцатый раз. Одним из уроненных вещей был пакет с мукой, и теперь девушка могла спокойно маскироваться под потолок или кафель в ванной. Шолах же, которой тоже перепала немалая толика, утверждала, что напоминает себе пельмень. Да. В минуты сильнейшего душевного волнения мысли Шолашега были только о еде… - Кажется, спит, - просунув нос в дверь, Шолах нашарила выключатель и безбоязненно включила свет. Драу мирно свистел знаменитым носом, не догадываясь, что его недолгая, но относительно спокойная жизнь подходит к концу, и богини судьбы уже явились за его душой… в виде двух перепачканных мукой девушек. - Буди, - распорядилась Шолах. - Не могу, - отказалась Виктория. Шолах медленно сощурила глаза. - Ну посмотри на него! Он такой трогательненький, такой беззащитненький, такой худенький и слабый, и скорбный… - На всю попу? - Шолль! – Виктория гневно топнула ботинком. Драу подскочил на кровати и сонно протер глаза. - Не смей издеваться над надеждой и опорой нашей дарк-вейв эстрады! - Это – надежда????? Ойййййй… Мне жаль нашу дарк-вейв эстраду… Разве что умрет он, как всякая надежда, последним?(тьфу-тьфу-тьфу еще раз, дай Бог ему здоровья…) - Шолль!!! – уже не сдерживаясь, завопила Ридель. Драу, к которому она благополучно встала спиной, окончательно проснулся, и переводил недоумевающие глаза с одной красотки на другую… не очень красотку. Совсем даже и не красотку. Так, под пиво потянет… Кгрхм.
- Шолль!!! У тебя вообще совесть хоть где-нибудь осталась??? - Осталась. Дома. - Заметно!! – Виктория решительно отвернулась, сложив руки на груди, и только тут заметила Драу. - Привидения… - прошептал Михаэль, и открыл было рот для вопля, но Шолах догадливо заткнул его пряником. Очевидно, забытый вкус еды на мгновение отвлек музыканта от заговорщиц, потому что он умолк и сосредоточенно зачавкал. - Каков твой план? – не сводя с него глаз, поинтересовалась Ридель. - Отвлекай… - От чего? От пряника? Щаз. Я жить хочу… У тебя хоть тара с собой? - Какая тара??? Всю тару ты из моей комнаты еще вчера повыкидывала… - Шолль, куда труп класть будем???? – рявкнула Вика. Две пары вытаращенных глаз и судорожный хрип, переходящий в кашель. - Слышь, ну ты уж поосторожнее, - Шолах сердобольно постучала Михаэля по спинке, - ить мы, гении, существа хрупкие… Ридель окинула взглядом девяносто пять кило Шолашьей хрупкости, но промолчала. Тем более, что Михаэль уже уделал остатки пряника и примерился для нового вопля. Но Шолах в качестве акта запугивания продемонстрировала музыканту тяжелый ботинок сорок последнего размера. Драу понятливо кивнул и симулировал глубокий обморок. Еще и ножкой пару раз дрыгнул. Для вящей убедительности. - Можно паковать, - удовлетворенно чихнул Шолах, и выудил откуда-то из недр своей куртки огромный… розовый с рюшечками… в мелкую черепушечку… пододеяльник. Теперь две пары вытаращенных глаз пялились на Шолах, но Михаэль вроде бы вспомнил, что он в обмороке, и вновь их закрыл. - Да какая ему разница? – правильно истолковала гневный взгляд напарницы Шолах, - большой, теплый… В случае чего и на саван сгодится… если не дотащим… - Шолаааааах!!!! – во всю мощь динамиков взревела Ридель, и, не удержавшись, отвалила приятельнице пинка. Ну и естественно… Шолли, как подкошенная, рухнула на пододеяльник из которого сиротливо высовывался беспрестанно шмыгающий знаменитый нос. Грохот при этом был такой, словно через квартиру промчалось стадо подкованных слонов. - Валим!!!!! – завопила Шолах, вскинула пододеяльник на плечо и рванула… почему-то на кухню. Виктория на автопилоте помчалась за ней, уже не обращая внимания на каблуки, и на крутых поворотах даже обгоняя свою напарницу. Тем более, что за их спинами уже перекликались встревожено Петр и Слип. Но в итоге первой до заветного окна дорвалась таки Шолах, и, от души размахнувшись, метнула пододеяльник в метель… Ридель хлопала челюстью. - Не кипешуй, подруга, там такие сугробы намело – жить будет! – Шолах уже скрылась в окне. - Ага, а если что – весной откопаем??? – Виктория торопливо взялась за веревку и свесила ноги вниз. - Заметь, не я это сказала! – пододеяльник с Драу не улетел далеко. Шолах уже успела водрузить его обратно на плечо, и дожидалась подельницу. - Догонят ведь, - Ридель обеспокоенно всматривалась во вспыхнувшие на третьем этаже окна. Шолах елейно улыбнулась - радостный вопль Петра: «Я нашел пряник!!!!!!!» и последовавший за ним шум драки лучше всяких слов убедили ее, что никакой погони можно не опасаться.
Это - реальное зло. Не меньше чем ликеры. С тех пор, как появился тырнет, с папашей ругаемся по пять раз на день. Вона, сидит щас, сторит из себя обиженного. Достал! (( Хоть и понимаю что смешно, а на нервы действует...
Сидел вчера вечером у Зла на кухне час, как минимум,в полном одиночестве, созерцал сгущающиеся сумерки и зажигающиеся в окнах огни, курил и был абсолютно, до опупения, щаслиф.
Забавно это. Ощущать, как сдвигается реальность. Виной тому моя фантазия или излишняя впечатлительность? Сегодня утром я гуляла по Питеру, в котором никогда не была. В пять утра стояла в порту, вглядываясь сквозь туман в низкое, розовое солнце, ощущая на губах горькие брызги и слушая крики чаек, басовитые и по-утреннему гулкие гудки параходов... Задумчиво рассматривала Медного Всадника... Сидела на ступенях лестницы... Забыла, как ее... Петропавловская? Преображенская? Ах да, Потемкинская, кажется. Пила капуччино в кафе, сквозь дым сигареты рассеянно разглядывая косые струи короткого дождя, перечеркивающие стеклянную витрину. Из тени собора вглядывалась в сумерки города, вдыхая запах листвы... Острый запах мокрой листвы. Там, в моем Питере, было лето.
Либо в Питере, либо в Хельсинках, Но никак не в Москве и не в Бронницах То кафе, где от жизни хоронимся, Где мы маемся вместе бессоницей.
Шумный город течет по улице, А в кафе - тишина ненавязчива, Шумный город спешит, волнуется, Так спеша за удачей обманчивой...
А в кафе - дождь стучит по карнизу, Утекая слезами сквозь лето Чашка кофе на столике низком, Неизменная сигарета...
И сквозь сизый дымок - ты рядом, Крутишь пальцами звонкое блюдце... "Хочешь что-то сказать?"- "А надо?" Ты молчишь. А глаза смеются...
Либо в Питере, либо в Хельсинках Но никак не в Москве и не в Бронницах - Все слова утратили смысл В тишине кафе "Одиночество".
Вместе с запахом выжженных солнцем полей Темной птицею в сердце входит новая осень Ты плетешь свой венок из траурных лент из увядших цветов и почерневших колосьев
Но, кто знает, чем обернутся холода и потери для того, кто умел верить И кто знает, когда над водою взойдет голубая звезда для того, кто умел ждать…
Тебе больно идти, тебе трудно дышать У тебя вместо сердца – открытая рана Но ты все-таки делаешь еще один шаг Сквозь полынь и терновник к небесам долгожданным
Но однажды проснутся все ангелы И откроются двери для того, кто умел верить… И ненастным январским утром В горах расцветет миндаль для того, кто умел ждать…
Гнется вереск к земле, потемнел горизонт Облака тяжелеют, в них все меньше просветов Ты сидишь на холме - неподвижно, безмолвно Все слова уже сказаны, все песни допеты…
Но я знаю, найдутся ключи И откроются двери для того, кто умел верить… И над темными водами мрака взойдет голубая звезда для того, кто умел ждать…
Обреченно скользит одинокая лодка сквозь холодные воды бесконечной печали Только небу известно все о нашем сиротстве и о боли, что связана клятвой молчания
Где-то есть острова утешения и спасительный берег для того, кто умел верить… Там рождаются новые звезды И в горах расцветает миндаль Для того, кто умел ждать…
гр. Fleur
Потрясающая песня. Просто "Песня Надежды", как по Волкодаву...
А по ночам у косого плетня. Черные лошади ждали меня, Добрые, Смелые, Быстрые, Рослые, Черные - чтоб не увидели взрослые...
Ю.Устинов - Это память о зимнем садике... Это память о зимнем садике...
Это память о зимнем садике, О травинке среди зимы... Жили- были на свете всадники, - Жили- были на свете мы. Вся земля гудела под нами, Были ночи, как копья, отточены. Били кони копытом в камень - Искры сыпались по обочинам. Это был не сон, не бессонница. Трубы звали за горизонт. Мы не просто играли в конницу - Мы, как конница, брали разгон...
У тебя на полке Плюшевый мишка и заяц в футболке. Ты давно когда-то Ранним утром их нашла под елкой. А за старым шкафом - Портфель без ручки и летняя шляпа. Кто-то хитрый и большой Наблюдает за тобой. У тебя в кармане Два мелка и волшебный камень. Ты волшебный камень На Восьмое марта подаришь маме. А с высокой крыши Все на свете слышно. Кто-то хитрый и большой Наблюдает за тобой. Подобреет стужа - Босиком пройдешь по луже. Ночью в ней купалась Круглая луна и тебе досталось. И теперь понятно На луне откуда пятна. Кто-то хитрый и большой Наблюдает за тобой.